ГЛОБАЛЬНЫЙ СТРАХ МАМЫ, или РАСТЕРЯННЫЕ МАМЫ, ЗАПУГАННЫЕ ДЕТИ
Страх мамы…Возможно ли такое в самом деле, когда благодаря ей дети появляются на свет, и до рождения она им заменяет всё – всё самое необходимое для этого рождения, пытаясь удовлетворить потребности того, кого ещё никто не знает и не видел. Возможен ли вообще страх к человеку, который подарил тебе то, что бесценно, - ЖИЗНЬ… Конечно, если речь идёт о нелюбимом ребёнке, то такое встречается, и не так уж редко. Ну, а если ребёнок – любимый? К сожалению, и любимого малыша может постигнуть такое «бедствие», иначе, как «бедствие», это не назовёшь, и постигнуть вовсе не из отвержения матерью своего крохи, а из-за переполнения материнской любовью и страхом избаловать ею…избаловать этой любовью… Парадоксально, но факт…Изощрённая самооборона матери от своей нежности и ласки, заставляющих её стыдится этих внезапно нахлынувших на неё материнских чувств, когда бы надо было гордиться ими… Он уже покорил меня своей эрудицией. Шестилетний Антон мог часами рассказывать мне о космосе и приведениях, динозаврах и многом другом. На рисунках себя рисовал он героем, правда лишь на рисунках на свободную тему. На мою просьбу – нарисовать свои страхи, только лишь рассмеялся: - Ничего не боюсь… - Даже дома остаться один? - Это тоже не страшно. - А сидеть в темноте. - Зажгу лампу. - Пауков? - Они ж меньше меня… Он на всё отвечал в таком духе. Супермен в свои шесть…Можно лишь позавидовать его родителям, что сумели родить такого ребёнка. Но рисунок семьи почему-то не клеился. Он не мог его нарисовать. Хотя мама и папа, и маленький братик вместе с младшей сестрой были все за стеной, в другой комнате. - А ты знаешь вообще, что такое семья? - Нет, не знаю… - Хочешь, чтоб подсказала? - Не надо. - Но ведь ты же не можешь действительно рисовать мне то, о чём не знаешь. – Я вела с ним такой диалог, зная то, что не хуже меня, Антон знает о чём идёт речь. Рисовал не раз в детском саду, рисовал не раз дома…Да, к тому же ещё эрудит… Но ребёнок любыми путями пытался увильнуть от рисунка, мороча мне голову, чем угодно, но только не этим, лишь бы я позабыла бы о своей просьбе. Он показывал новые книги, игрушки, объяснял, что к чему, чем и как можно пользоваться, не давая возможности вставить мне слово…И тянул просто время, сообщая, что голоден, что устал, утомился, что сегодня он ночью не спал, что он мне нарисут семью в другой раз… - В другой раз мне рисунок семьи не понадобится…Нарисуй, как сумеешь, сегодня. Ведь семья твоя дома. А бабушки, дедушки есть у тебя… Мне пришлось нарушать все инструкции и все правила, как трактовать нам рисунок семьи в понимании семьи ребёнком, ведь трактуют рисунки без всяких подсказок. Но и даже подсказки мне не помогали. Антон сопротивлялся и не хотел выполнить мою просьбу…Но почему…, ведь в семье обожают его. Старший сын, на него вся надежда. Для него привилегии даже в игрушках. Почему же он вдруг так упорствует и настаивает на своём, когда выполнить просьбу не стоит труда. Видя то, что я тоже упорствую, что мы оба на раных, он не победит, мальчик вдруг согласился, вздыхая, рисовать своих близких… Быстро начал с себя, вырисовывая всё с любовью. Затем стал рисовать монумент…Может быть мне лишь всё показалось…Но эскиз чей-то крупной фигуры, начинаясь внизу ватмана, подпирал верхний край листа этой бумаги. -Кто же это, - пыталась я как-то понять, силуэт оказался бесполым…Мама или отец, может дедушка…Но Антон почему вдруг начал стирать монумент, говоря сам себе, - « нет, не надо…». То ли вдруг поменял своё мнение относительно члена семьи, то ли вдруг понял, что монумент не уместится полностью весь на рисунке… Мальчик быстро стёр прежний эскиз, и на месте его начал рисовать папу, объясняя мне, что это папа…Папа был его копией, но увеличенной,вовсе не монументом, а взрослым мужчиной. Я ждала – нарисует ли вновь Антон свой монумент. Но он мне объяснил, что рисунок готов. Это он, это папа… -А мама, где мама, - вырвалось из меня, ведь за дверью как раз в это время слышался её голос. Она говорила с кем-то по телефону. Но в ответ лишь глаза мальчика округлились. Он смотрел на меня переполненный страхом… -Я боюсь свою маму, боюсь… - Ты же сам говорил, что бесстрашен. Ничего не боишься. Как же можно бояться любимую маму? Неужели ты просто меня обманул? - Я совсем не обманывал Вас. Не боюсь пауков, тараканов, даже тигра и волка. А маму боюсь… - Неужели, Антон, твоя мама, злее волка и тигра, - пыталась я рассмешить мальчика, превратив всё в игру. Но Антон…не играл… -Я не знаю, кто злее…Но мама постоянно кричит на меня. Я боюсь её крика. Я очень плохой, на других ведь она не кричит… И в глазах мальчика затаилась печаль, а вернее душевная боль. Он живёт постоянно в осаде глобального страха , вызванного любимым для него человеком, в его возрасте самым любимым, когда комплекс Эдипа ещё не исчез, когда мама важнее всего…Когда хочется очень, чтоб даже отец на какое-то время исчез, чтобы мальчик был с мамою наедине… А Антон, даже жаждуя этого, постоянно боится слова «наедине», ведь оно означает для него вечный страх и начало развития комплекса неполноценности. Ведь он хуже других, он не тот, кого ждали родители, он плохой, оттого мама злится. А его молодую и обоятельную маму, и в самом деле немотивированно и постоянно он раздражал. Она толком даже не знала почему, объясняя всё это, влиянием со стороны…, влиянием на неё родителей других детей и знакомых, то и дело жалующихся на Антона, и считающих своим долгом давать ей советы. Все эти совети сводились приблизительно к такому кодексу поведения ребёнка, а вернее к здравомыслящим, по их мнению, заповедям: Не шали, Не балуйся, Веди себя тихо, Слушайся взрослых, Выполняй их приказы и просьбы…и т.д. в этом же роде… И молодая женщина, рано ставшая матерью, привыкшая с детства повиноваться своим родителям, решила перенести всё это на собственного сына, не имея никакого понятия о возрастных особенностях и возможностях ребёнка, о темпераменте детей и многом другом. Короче говоря, даже самых первых основ родителевения, следуя указаниям более зрелых, а значит, авторитетных для неё людей, несмотря на свой возраст, тоже мало что знающих в этом вопросе. Ведь они всю свою жизнь тоже полагались лишь на свою родительскую интуицию, базирующуся на воспоминаниях о воспитании их своими родителями…, жившими не только в другое время, но и в условиях той страны, которой уже давно нет, в бывшем СССР. Но ведь сейчас « другие времена, другие нравы»… К сожалению, Антон не одинок… Я таких Антонов встречаю постоянно, где под внешним благополучаем скрывается драма ребёнка с раздвоенной личностью, темперамент и возраст требует одного, а мама с папой другого… Но боязнь авторитарного папы ещё как-то понятно, а вот обожаемой мамы…просто нонсенс…Но, тем не менее, и такое возможно в погоне за родительским авторитетом и угождению ситуативного этикета для посторонних людей. - Посмотрите, Ваш сын налил воду в песок возле домика, который построила моя дочка… - Ваш ребёнок подставил подножку моему сыну… - Ваша дочь не желает отдать моей дочери куклу… - Ваш ребёнок сломал заводную игрушку и довёл моего этим просто до слёз… Приблизительно это и многое другое можно услышать, когда дети играют на детской площадке, а родители, в основном мамы, надзирают над ними…И из этого «надзирания» вместо друзей становятся врагами, не отдавая себе отчёта в том, что их дети живут по своим собственным законам, и если даже и пытаются разжалобить своих сердобольных мамаш, то только лишь для того, чтобы торжествовать победу или же взять реванш. А если бы родителей рядом не было бы, не было бы и бесконечных жалоб и слёз. Ведь мы сами воспитываем наших детей ябедами, не понимая, что любая жалоба – это ни что иное как разновидность вербальной агрессии. В то же время не исключено, что невинная жалоба ребёнка, переплавленная в жалобу родителей, может в скором времени перерасти в перманентную вербальную агрессию со всеми вытекающими отсюда последствиями. И ребёнок, чувствующий постоянную поддержку в этом своих близких, таким способом начнёт подпитывать себя родительской любовью, а вернее её суррогатом…, превращая всё это в привычку. К сожалению, ябеды в самом деле берут реванш, если их мамы и папы в роли сторожевых собак готовы любыми способами защищать своё чадо, при этом, виновное или нет, не имеет никакого значения. И кому интересно, что мальчишка налил воду в этой песочнице, потому что решил помочь девочке возле дома построить колодец. И никто не начнёт выяснять про подножку, хотя эта подножка - ответ на обиду, причинённую сыном взволнованной мамы, другому ребёнку. Почему Ваша дочь должна вдруг отдать куклу девочке, подарившей минуту назад её ей, а потом испугавшейся материнского гнева, и желающей куклу вернуть. Ведь подарок на то и подарок... Да, конечно, не хочется, чтобы малыш поломал заводную игрушку, и при этом ещё не его, да к тому же – весьма дорогую... Но в его возрасте – всё нормально...Не нормально, когда, покупая игрушки, вы дрожите над ними, как будно они составляют для вас ценность жизни. Ну, а если действительно ценность, не давайте её малышам, у которых в расцвете период любознательности. Ну, а в этот период даже ваши упрёки не действуют. Короче говоря, если бы родители лучше бы знали психологию своих детей, то не было бы и подобных конфликтов в песочнице. Но для этого надо читать и читать, постоянно читать книги о своих детях. А когда же тогда дискутировать и давать наставления другим родителям. Вряд ли хватит на всё это времени. К сожалению, на подобные наставления реагируют такие мамы, как мама Антона, и ещё множество мам, мечтающих об образцово-показательном, идеальном ребёнке, которого просто не может быть. А не может быть потому, что для них идеальный - это чаще всего супервежливый, суперпослушный ребёнок, без царапин и шишек, даже без синяков, выполняющий будто бы робот все желания своих родителей, не живущий своей детской жизнью. Маленький старичок, знающий сразу после рождения, что такое для нас «хорошо» и что «плохо»...Хорошо...для родителей, плохо – тоже для них, а вернее для их комфорта...И вот ради этого комфорта для себя и посторонних некоторые родители жертвуют детством собственного ребёнка, живущего по нормам колонии строго режима...Но ведь строгим режимом укрощают преступников. Для чего ж укрощать им ребёнка, ведь без своих хрестоматийно-детских грехов он просто не вырастет в полноценного взрослого. А среди этих хрестоматийных грехов – шалости и проказы, но невинные, детские, соответственно возрасту. Но глобальный страх мамы, а вернее её эмоций и наказания, блокирует эти потребности детства. И запуганный ребёнок «развивается» по взрослым понятиям, тормозя своё истинное и естественное развитие, не имеющее отношение к нормам нашего этикета, в разных странах к тому же ещё своего. И ребёнок смиряется с этим, теряя, своё «Я», или же протестует, становясь для всех уже несносным. Но ведь всё-таки мама над ним, а не он же над мамой. Так что всегда победа будет за ней. А бороться лишь можно, себя защищая, - «я не знаю», « не буду», « не могу», « не умею»... И действитель вскоре всё это возможно станет нормой ребёнка, ведь «страх своей мамы», а вернее её воспитания, вызывает смирение у её малыша, и не только простое смирение, а смирение...любознательности... Ну, а это смирение вызывает боязнь познания мира... И всё это естественно, ведь его мама – главный мир малыша, его главная ценность. И, конечно, когда всё другое познание, раздражает её, так зачем познавать. Лучше просто прислушаться к ней. Она взрослая и всё усвоила. И ребёнок пытается жить умом матери...Но...развитие всё-таки требует, чтобы он шёл ,пускай не путём, а хотя бы своею тропинкой. Значит снова придётся невольно ребёнку нарушать часть «нельзя» и каких-то запретов. Но маму, то маму, нельзя волновать и выводить из себя... И поэтому такой ребёнок начинает использовать всевозможные оборонительные выдумки, подогреваемые фантазией, постепенно со временем переходящие в целенонаправленную ложь, вызывая тем самым ещё больше, и имеющий уже теперь под собой действительную почву, гнев матери, усиливающий его страх мамы. Из-за этого гнева ребёнок лишается даже детских соблазнов – от мороженного до просмотра мультфильмов, или фильмов. И этот порочный круг в состоянии разорвать лишь только наконец прозревшая мать. Но можно ли в самом деле прозреть, прислушиваясь к советам недоброжелательных людей, выискивающих лишь недостатки в чужих детях. И надо ли нам учиться вообще не на своих ошибках, а ошибках других полуграмотных родителей, в семье которых другие нравы, другие обстоятельства, да и темперамент ребёнка совершенно другой... Неужели авторитет возраста важнее вашей ситуационной родительской интуиции. Неужели вам не понятно, что чьё-то желание поучать, вовсе не означает, что вы нуждаетесь в экспериментах над собственным ребёнком или над собственными нервами. И вряд ли стоит страдать от непротивления злу..., от своеобразного вампиризма недалёких людей, дающих советы другим, которые не пытаются использовать их сами. А ваш ребёнок, страдая, от вашего профилактического крика, крика – предупреждения о том, что может случиться, хоть это ещё не случилось, но...вдруг...произойдёт, живёт с оглядкой на эмоции матери, и даже разговаривает с оглядкой на закрытую дверь – а вдруг мама за нею и всё слышит... И этот страх тотального материнского контроля превращается в тотальный страх матери, при котором она становится страшнее волка или тигра. - А почему твоя мама всё время кричит? - спрашиваю я у Антона... - Да она просто кричит, на всякий случай... А ребёнок начинает игнорировать на рисунках и в своих разговорах вообще весь женский пол, рассказывая мне лишь о папе, братике и дедушке, пытаясь забыть про маму, сестричку и бабушку...
