ТРУДНАЯ ОТЛИЧНИЦА

Ее привел на консультацию ко мне психолог школы, сказав, что мама задержалась на работе, и через полчаса за ней зайдет.

Она стеснялась меня до предела, вся ,заливаясь, розовым румянцем, и отвечала на мои вопросы лишь телеграфным стилем - «да» и «нет», как будто запас слов был слишком ограничен.

Проблема Тони заключалась в том, что она постоянно поднимала руку на уроках, а когда спрашивал ее учитель, не могла толком дать ему ответ. Но руку продолжала поднимать, пылая и дрожа, от робости и страха. А как ей только объяснял учитель, что руку поднимает тот, кто знает, а раз не знает – пусть сидит как все, она лишь заливалась горькими слезами… И тут же снова поднимала руку… дрожа от храбрости, которую боялась.

-Ты поднимаешь руку на уроке, даже когда не знаешь правильный ответ. Это действительно так, Тоня?

-Да.

-Но почему тогда её ты поднимаешь? - Она смотрела на меня с опаской, боясь раскрыть свой собственный секрет.

- Ты мне сейчас не в состоянии ответить?

- Да.

- А позже я смогу задать тебе такой вопрос.- Она в ответ молчала.

- Да или нет?

- Нет. – Следовал ответ.

Её хрестоматийные «да», «нет» не помогали мне решить проблему, хотя проблема была на лицо у первоклассницы, усвоившей, что в школе, главнее всего, - это поднять руку, чтобы учитель понял – она знает, и хорошо усвоила урок.

Я чувствовала, она ждет моих вопросов, при этом опасаясь их, штампуя для меня клише ответов, свои, почти безличные – «да», «нет». Я чувствовала, как ей хочется сбежать, побыть наедине с самой собой, избавившись от своих скупых откровений, ещё почти совсем чужим ей людям, чтоб невзначай вдруг не открыть им тайну, которая таилась где-то в ней.

Какую «тайну – это я не знала. Но то, что она есть, не сомневалась. К тому же уровень тревожности ребенка почти зашкаливал и больше всего школьной. Я с нетерпением ждала ее рисунки. Вначале она отказалась рисовать, не объясняя толком почему. Но вдруг, как будто бы чего-то, испугавшись, схватила со стола фломастер, потом еще один, потом еще… Она старалась выводить даже детали, так погруженная в рисунки, как будто бы от них зависела вся жизнь. Такую концентрацию внимания у первоклассников встречаешь очень редко.

К моему удивлению, рисунок Тони на свободную тему был посвящен школе, в которой ее постоянно одергивал учитель. Причем, изображенный девочкой класс, оказался вовсе не в мрачных тонах. На потолке даже висела красивая люстра с зажженными лампочками, как в гостиной какой-то квартиры. А из всех первоклассников, сидящих за партами- столами, никто не поднимал руку. Все были заняты другими делами, как будто бы их учительница вообще не просила отвечать, объясняя детям новый материал.

Рисунок « Моя семья» давал тоже не меньшую почву для размышлений , хоть на первый взгляд и казалось, что ничего особенного на нём нет. Рисунок, похожий на многие другие рисунки детей, вот только бы… если бы… Если бы… не слишком маленькая, почти крохотная фигурка девочки в сравнении с монументальными фигурами её родителей. Дюймовочка , не дюймовочка… Нет, нет, здесь привлекало моё внимание не цветовая гамма рисунка, которой вообще не было, одни только контуры… А сама манера изображения трех членов семьи. Крохотная фигурка Тони располагалась между, стоящими , справа и слева от нее мамой и папой, лица, которых были « безлицыми», как , впрочем, и лицо самой девочки. Причём, эти два «великана» держали друг друга крепко за руки. А маленькая фигурка дочери, расположенная на уровне их ног, протягивала к ним свои ручки, одной рукой касаясь юбки матери, а второй – брюк папы. Невольно создавалось впечатление, что мама с папой оказались рамой для портрета своей крохи. Но… кроха была первоклассницей…

Я посмотрела на рисунок «Семья, которую хочу». Семьи там не было. В центре листа бумаги находилась высокая, нарядная фигура не то девочки, не то женщины с короной в волосах, а под фигурой подпись «Тоня», хоть платье на фигуре и напоминало платье мамы девочки на том рисунке, где она изобразила свою семью. А может, то была не мама, а она? Нет, вряд ли она превратила маму в кроху.

-Пожалуйста, скажи мне, Тоня, кто здесь есть кто? Кто эта женщина и кто мужчина? Кто эта девочка? И почему она такая маленькая?

Я не ошиблась, решив, кто на рисунке оказался кем, но сам сюжет рисунка девочка не объяснила мне. На все мои вопросы отвечала - «не знаю, почему», «не знаю». Но то, что на рисунке «Семья, которую хочу» она изобразила так себя, охотно подтвердила своим лаконичным «да». А мне опять пришлось решать головоломку.

-Но в этот миг в дверь громко постучали, и на пороге появилась мама…Тони. Она вошла уверенной походкой как в собственный свой кабинет. Кивнула мне, едва промолвив, «здравствуйте». Набросилась на Тоню. - Что ты сумела натворить такого, чтоб опозорить всю нашу семью? Теперь вся моя кафедра узнает, что меня срочно вызвали с работы решать твои проблемы в школе. Как ты смела!

-Что ещё за проблемы? – Я поняла, что это уже был вопрос ко мне, и попросила девочку уйти, пытаясь объяснить всё её маме. Но объяснить ей было невозможно. Она была доцентом и считала, что знает все на свете лучше всех.

-Что, она поднимает руку на уроке, не зная правильный ответ? Не верю. Моя дочь должна знать все превосходно и быть лучше других. Я это ей твержу уже с рождения. И руку она поднимает постоянно из-за того, что я приказываю ей.

- Я что-то не совсем Вас понимаю. Как можно Вам приказывать ребенку, она ж, в конце концов, не Ваш сотрудник.

-Тем более! Она моя!

-Но Тоня ведь не вещь.

-Вещам не отдают приказы. Она моя единственная дочь, и чтобы выйти в люди ей необходимо всегда во всем опережать других, как я и её папа. – Я моментально поняла весь код рисунка Тони « Моя семья», её мечту, чтоб все были « безлицыми» - не видели, не слышали, молчали, не отдавая никаких приказов.

-Но ведь она – это ж не Вы, не папа.

-В ней наши гены, наша кровь, она обязана все выполнять, что мы хотим. – Казалось, мама Тони говорит с трибуны. Я не могла никак прервать ее взволнованно -отрепетированную ,скорее всего, не один раз речь. Поток слов лился водопадом с гор, поток бездушных, трафаретных слов.

- Я это говорю ей постоянно. А Вы твердите мне: «не зная, поднимает руку». Раз поднимает – ,значит, знает правильный ответ. Просто учительница, видно, стала придираться к ней. Ведь раньше из-за этого меня не беспокоили.

-Учительница к ней относится не хуже, чем к другим ученикам в их классе. Но Вы желаете от дочери пока еще сейчас для нее неосуществимого.

-Что Вы хотите мне этим сказать?

-Прежде всего, хочу, чтоб Вы присели.

-Мне некогда, я тороплюсь, меня ждут на работе, - она действительно не села, а присела в кресло.

-Так все-таки, что Вы имеете в виду?

-У Вашей дочери обычные способности, я не хочу сказать, что это плохо, но быть лучше других она не может.

-А меня это вовсе не волнует. Она должна! А раз должна – обязана! Зачем же ей позорить маму с папой? Она прекрасно знает – ей нельзя!

-Но если у нее для этого нет данных? Она и так – одна из лучших в классе.

-Одна из лучших, а должна быть самой лучшей.

Нет, с мамой Тони спорить было бесполезно. Она, как будто заводная кукла, твердила без конца одно и то же: что дочь ее должна, должна, должна… И вразумить ее мне было невозможно

-Вы просто незнакомы с перфекционизмом,- я слышала уже в который раз в ответ на мои доводы от мамы Тони.

-Представьте себе, что знакома . Но эти все амбиции не для детей.

-Не для детей. Но начинается все с детства, - парировала женщина.

-Да, с детства. У Вашей дочери уже школьный невроз.

-Не слышала подобного диагноза. Вы что, хотите, чтоб она сидела дома в шесть с половиной лет?

-Мне просто хочется, чтобы жила так, как другие дети, училась бы в меру своих способностей…

-Вот я и заставляю дочь все время тянуть руку, чтобы учитель понял, что она все знает. А раз все знает – значит, уникальные способности.

Я поняла, что тратила все это время на разговоры с мамой Тони зря. Перфекционисты как особая династия. И дети должны соблюдать традиции её, как взрослые, которые их это заставляют делать. Такие люди умудряются перегонять даже самих себя. Им не понятно, как вообще возможно плестись где-то в хвосте, после других. Для них быть первыми – весь смысл жизни. И их ребёнок тоже должен быть таким же. Они не понимают сути безоценочной любви.

Любить ребёнка можно за победы. При поражениях он не достоин даже уважения. Их не волнует, как всё это отзовётся в дальнейшем на судьбе их собственных детей. Им главное – сегодня и сейчас. Сегодня и сейчас - быть впереди других! А справится ли с этим их ребёнок? Если захочет, чтоб любили, справиться. К тому же, он ещё обязан! Должен!

И надо помочь школьному психологу воздействовать на девочку без мамы. Вернее, просто объяснить учительнице – что, как и почему. Но мы решим лишь свои взрослые проблемы, а не проблему девочки. А, может ,у неё и нет проблем? Такая мама сдвинет горы на пути, и все-таки добьется, что желает. И Тоня за ней, как за каменной стеной. Но почему в «Семье, которую хочу», она похожа так на маму, но без мамы?

-А ну-ка ,Тоня, войди в кабинет, - прервала волну моих размышлений женщина. Она сама раскрыла с шумом двери и приказала девочке войти, хотя я этого еще не предлагала.

-Войди, войди, и расскажи всем нам, что означает твоя всё время поднятая на занятиях рука? И почему боишься показать, что знаешь ответы на вопросы? Почему?

И в кабинет вошла совсем другая Тоня, ссутулившаяся, как будто бы старушка, с пылающим лицом, краснее губ, намазанных алой помадой.

-Ты что, действительно, что-то не знаешь и поднимаешь руку? Это так? Но этого ж не может быть. Я не поверю, чтоб кто-то из детей про что-то знал, а ты не знала. – Нет, это не был голос нежной матери, а просто - напросто раскаты грома, которые могли изрядно испугать.

-Ты что-то разве не усвоила? Или к тебе тут придираются? – Нет, голос мамы Тони был не просто металлически-холодным, он был похожим на клинок кинжала, и, в самом деле, пронзал девочку насквозь. Она стояла жалкая вся и действительно похожая на кроху, рядом с фигурой-монументом своей матери. Ах, если б этот монумент, хотя б не говорил.

А он не просто говорил, он изрекал.

-Так вот, запомни Тоня, ты должна все делать то, что я тебе сказала. Ты, почему не смотришь мне в глаза? А ну-ка, вспомни, как тебя учили. Надеюсь, вспомнила. Ну, хорошо. Я побежала. Разберемся дома. До свидания. – Я думала, она забудет эту фразу, но не забыла, посмотрев сурово на меня, дав мне понять, что ей не до проблем, которые мы все здесь разбираем. Она стремится к небесам, мы ходим по земле. И общего у нас не может быть.

Конечно, я ломала все стереотипы ее семьи, вместо того, чтоб их приветствовать и восторгаться ими. Нет, я не оказала ей поддержку. Я подрывала её « общепризнанный» авторитет. Она спешила быть в шеренге первой и обучала свою дочь такому мастерству, а я препятствовала этому. Нет, покаяния, конечно же, не будет. Скорее мне раскаяться придется перед ней. Мне из шеренги, из толпы, из массы такой же серой, как и все вокруг. И если б только не перфекционисты, то ярких пятен не было вообще.

ХХХ

Как только ушла мама Тони, девочка мгновенно ожила, расправив плечи, подняв голову и больше не сутулясь

-И все-таки, что ты хотела мне нарисовать, хотя бы на рисунке « Семья, которую хочу»?

В ответ молчание. Нет поднятой руки.

-Ты знаешь Тоня, но мне кажется, что тебе просто надоело, быть фотографией ребенка, окаймленной рамой из фигур и рук твоих родителей. Тебе хотелось бы, наверно, быть как мама, но только лишь самостоятельной. Тебе, наверное, хотелось быть самой собой, пусть даже в маминой одежде. Не правда ли?

Она опять молчала.

-И в школе тебе надоело тянуть руку на уроках. Посмотри. – Я показала ей её рисунок класса. – Ты б с удовольствием бы этого не делала, если б не мама. И потому ты хочешь стать похожей на неё, чтоб отдавать самой себе «приказы», которые сама захочешь выполнять.

-Как это Вы узнали? – изумилась девочка. – Вам что, про это мама рассказала? Но ведь она сама не знает ничего, - разоткровенничалась, наконец, она.

-Мне рассказали обо всем твои рисунки.

-Они… они… Вам рассказали…, что я трудная отличница…. А мама этого не понимает… - Глаза ребенка были перепуганы.

-Да, они это мне сегодня рассказали.

-И Вы это сказали моей маме? – Она смотрела на меня с испугом и надеждой.

-Не беспокойся. Нет. Пусть это будет только нашей тайной. Давай подумаем, как её сохранить, чтобы она тебя больше не беспокоила.

-