Её обвиняли буквально во всех смертных грехах, которые она совершила, совершает и еще совершит. Но девочка лишь казалась неуязвимой мишенью и продолжала по-прежнему раздражать своих близких всегда и везде, садясь с не расчесанными волосами за праздничный стол, или же ,наряжаясь, как в театр, для уборки квартиры. Но главное обвинение родителей заключалось не в этом.

Строптивый нрав дочери и раздражающие временами их поведение её, не входили ни в какое сравнение с тем, как она позволяла вести себя со своим младшим братом, едва он появился на свет, хотя разница между ними была довольно существенной – около пяти лет.

К тому ж, нередко Нелли казалась даже разумнее своих сверстников. Словом, у родителей Нелли раньше с нею не было никаких хлопот. Но, после появления Саши ее как будто бы подменили. Из мягкой и ласковой, девочка внезапно вдруг стала совершенно другой – довольно таки агрессивной и злой.

 Родители это заметили, когда Саше было три месяца, и Нелли пыталась выбросить его из коляски, причём, без всякой причины. Ребенок заплакал и мать, испугавшись, что с ним, побежала немедленно в детскую – помочь старшей дочери, игравшей с младенцем. Но то, что увидела женщина там – ее потрясло, она остолбенела…

Опомнившись, чудом успела схватить ребенка буквально уже на лету. Хотела нашлепать за все тут же дочь, но взгляд той её отрезвил, вернее, застывшая ненависть в нём. Ища оправдание Нелли, мать всё же пыталась себе объяснить мотивы такого поступка её старшей дочери. С чем связано то, что она сейчас явно увидела, а…может быть…всё-таки…ей показалось…

У страха глаза велики, и это простая случайность, не более, не стоит тревожиться и портить нервы. Но с тех пор она наблюдала за Нелли, боясь оставлять детей наедине, все более лишь убеждаясь, что в этом случайности, видимо, нет. Агрессия Нелли росла, нарастала, из скрытой и косвенной, становясь явной, и дочка теперь на глазах у других могла стукнуть Сашу, царапнуть его, ущипнуть…

Отец начал даже бить Нелли за это, но девочка снова бралась за свое. Упреки, нотации – все лишь впустую. Казалось, что дочь наказаний ждала, и жаждала их почему-то, как будто они – похвала. Когда пошла в школу, родители тут же вздохнули уже с облегчением. Решили – всё прежнее где-то уже позади, она повзрослела, она поумнела, и ревность, наверно, пройдет.

 Зачем ей теперь соперничать с братом. Но ненависть лишь нарастала, особенно после «разборок» с отцом её поведения с братом. Пришлось обратиться к психологу в школе. Обследовав девочку, школьный психолог, не зная, какой дать ответ, предложила направить ее к психиатру.

К ее удивлению, мать и отец, не высказав даже сомнений, тот час согласились с ней, сославшись на то, что это не худший вариант.

-Мы даже не против обследовать дочь в больнице…, - сказала ей мать.

 -Но это ж не просто больница…

-Раз надо, так надо, - добавил отец.

Такой ответ удивил очень психолога. У многих людей слово лишь «психиатр» уже вызывает ряд бурных эмоций. А эти готовы на самое худшее - неужто их так допекло, в самом деле? Проблема серьезнее, чем это кажется, и девочке надо помочь. Так Нелли попала к врачу психиатру.

Но ей повезло. Консультант оказался достаточно опытным, вдумчивым, знающим, и ей не приклеил какой-то диагноз. Он ей не навесил какой-то ярлык. Лишь только утешил родителей, сказав, что у Нелли обычная ревность к второму ребёнку в семье, ведь пять лет она была главной. И вынести ей «детронацию» не так уж легко.

 Короче, в больницу её не направил. И хоть обошлось без больницы, сам факт, что её осмотрел специалист, сыграл свою роль. Она неожиданно вдруг присмирела и стала достойно вести себя дома, казалось, оставила брата в покое, давая ему только редкие поводы для жалоб и ябед уже на нее, которые раньше сыпались градом. И все, наконец-то, вздохнули в семье с большим облегчением.

Однако вчера Нелли ,словно, взбесилась. Узнав , что родители на Новый год уедут к знакомым, с собой взяв лишь Сашу (её не возьмут за плохие отметки, решив в наказание оставить дома одну с домработницей), она зарыдала и стала просить, почти умолять, чтоб её тоже взяли, она обещает исправиться и скоро исправится, раз обещает… Но мать и отец, расценив это всё как истерику, своим грубым окриком вмиг прекратили рыдания дочери , потребовав, чтобы она замолчала и больше бы не распускалась.

 Она… замолчала …, рыдая, и , всхлипывая, помчалась в гостиную. За нею никто не пошел. Уже через пару минут Нелли в гневе, злорадствуя, бросила брату под ноги какие-то яркие тряпки и тряпочки…, то, что называлось недавно костюмом, который ему сшили на Новый год. Теперь уже Саша устроил истерику. Отец стукнул Нелли, не в силах скрыть ярость. Она, обливаясь слезами, кричала, что сделала это сегодня специально, и сделает это ещё сотню раз.

И пусть ее бьют, пусть ее убивают и даже… убьют…, ей теперь все равно, лишь только бы папин сынок настрадался. - Она же садистка, - отпрянул отец, почти задохнувшись от гнева.

А утром уже умолял сам психолога, чтоб дочь «укротили» в больнице, как можно скорее, и даже сейчас.

– Она ненормальная просто. Но так как уже был почти Новый год, психолог его убедила, что лучше обследовать Нелли в больнице, когда он пройдёт, после праздника. Сейчас же она постарается Нелли направить опять к специалисту, который бесспорно поможет.

Вот так девочка и попала ко мне. Попала не срезу. Узнав от школьного психолога историю Нелли, я, прежде всего, решила увидеть её в домашней обстановке, где всё это произошло.

Меня ждали все, кроме Нелли, во всяком случае, в прихожей я увидала отца и мать, и даже младшего брата, но никакой девочки там не было. И только в гостиной её подвели ко мне – почти эфемерную, хрупкую, тонкую, совсем беззащитную и сильно напуганную.

-Такую преступницу надо саму еще охранять от других ,- мгновенно пришло мне на ум при первом же взгляде на эту пугливую девочку-монстра. А то, что она монстр – я узнала вчера, когда позвонил отец Нелли, облив ее грязью с головы до пят, от безысходного отчаяния. Бесспорно, костюм не виновен. А как же владелец? Чем он виноват? Хоть мама и папа вдвоём утверждают, что большего «паиньки» нет. Их сын просто ангел, и если б не Нелли…

 

 ХХХ

 

Я украдкой смотрела на младшего брата. Даже вид совершенно другой. Нет, в нём хрупкого и эфемерного нет. Весь упитанный- пухлый… Словом, кровь с молоком… И при этом ухожен, как будто барчонок. Нелли рядом с ним – Золушка, ждущая феи, хотя фея к ней вряд ли придет.

Мне хотелось понять, почему так предвзято я смотрю на «барчонка», ведь, в конце же концов, пострадал - он, не Нелли. Да, к тому же, он младше, а значит, наивнее. Почему же моя интуиция обвиняет его , не её? А «барчонок» тем временем возбужденно рассказывал мне об ужасной сестре, и размахивал яркими тряпками, бывшими раньше его костюмом, как своими трофеями.

-А меня Нелли даже хотела убить, - сообщил он, гордясь, своей тайной.

-Как убить? – Я уже пожалела, задав этот глупейший вопрос, что его задала. Лучше б переключила внимание мальчика, потому что ему еще просто неведомо, что такое «убить». В его возрасте вряд ли понять до конца смысл этих отчаянных слов. Но он всё обстоятельно начал рассказывать.

 -Она перевернула коляску, и я чуть не упал из неё. – Он все больше и больше гордился, осуждая плохую сестру, от меня ожидая подобное.

-Я не знала, что ты еще ездишь в коляске, - постаралась я всё превратить просто в шутку.

 -Я не езжу, - обиделся он, - мне уже скоро пять, а тогда я был маленький.

-Раз был маленький, значит, не помнишь, что было, - продолжала я дальше шутить.

 -Папа мне рассказал, - мальчик чуть не заплакал, чтоб хоть так настоять на своем. Надо же, даже он стал свидетелем обви

нения в этой семье.

Попросив его выйти из комнаты, чтобы нарисовать в своей детской мне на память рисунок , я тотчас принялась уточнять ряд деталей, касающихся Нелли. Но «деталей» в ее поведении не было…Было все лишь глобальное, непоправимое, и, к тому же, сплошная чернуха.

 Мама с папой, как будто сорвались с цепи, и взволнованно, перебивая друг друга, на меня вдруг обрушили бурный поток информации, без передышки, пополняя его вновь и вновь. Было трудно понять, что в нем все-таки главное, хоть мотив был один – грехи Нелли, достигавшие уже критической массы.

Консультируя раньше детей , я встречала различные степени неприятия собственных чад, хоть оно было задрапировано полу фразами , полунамеками, но чтоб это позорное чувство так бесстыдно совсем обнажалось, я увидела лишь в первый раз.

Не скрываю, что это меня озадачило, а ведь повод ничтожный – костюм и банальная детская ревность, для которой родители просто не нашли никакой компенсации. Нет, не может подобная «лава» изливаться на «голову» девочки из-за всяких рутинных причин . Есть подводные рифы… Какие? А поток информации не иссякал. Будто бы он из рога изобилия лился. Вряд ли будет когда-то конец. Негативность эмоций его подавляла. И под прессом их Нелли, сутулясь и съежившись, лишь пыталась втянуть свою голову в плечи, и сравнять её с ними, чтоб спрятать свой взгляд, переполненный болью отчаяния.

 Даже я растерялась, не зная, как лучше управлять ситуацией в данный момент: дать возможность родителям чуть обелиться или этот поток прекратить, закрыв краны и шлюзы. А если он снова вдруг прорвется уже без меня? Ведь сейчас, хотя б я в роли буфера здесь…

Может быть, мать с отцом изольют свою душу, выплеснув недовольство, агрессию, гнев. Ну, а выплеснув и разрядившись, заметят, что их дочь не сплошное исчадие ада, а в ней тоже особый есть шарм, добродетели… Не заметят, я это сама объясню, ведь разрушить не сложно, а вот создать новое или восстановить во сто крат тяжелее. Правда, это, пожалуй, с одной стороны, а с другой…, а с другой…

Этот бурный поток негативных эмоций смоет все добродетели девочки разом, обнажив ее комплексы, и , стимулируя, их расти будто бы на дрожжах. И она в этих комплексах просто погрязнет, словно в топком болоте, и вряд ли потом сможет выбраться вновь из него. Нет, спокойствие Нелли, наверно, важнее. И решительным жестом дала я понять, что присутствие девочки – это помеха для того, чтоб ее очернять без предела.

 Я считаю вообще то, что вряд ли уместно разбивать на осколки копилку «грехов непутевых детей» перед всеми, кто только об этом попросит, или же для смягчения доли родителей, жаждущих их всех вытащить на божий свет, чтоб, смакуя подробности, изобличать, как преступника, ими своего же ребёнка.

 Как раз именно в этот момент Неллин брат принес мне свой рисунок, незаметно, подставив подножку сестре. Та едва не упала, с огромным трудом удержавшись на месте, бросившись на него с кулаками в отместку. Почему-то вот это заметили все, а кто был здесь зачинщик – никто. И на Нелли посыпался град оскорблений.

Лишний раз мне давали сегодня понять, что позвали не зря, и, конечно же, срочно нужны кардинальные меры. Я назначила им консультацию в клинике прямо утром на следующий день. К моему удивлению, на консультации поток жалоб лишь стал нарастать.

Стриптиз Неллиных чувств продолжался. Но уликой улик оставался костюм. И клочки от него - как знамена…, нет, не для перемирия, а для войны… Я смотрела на мать. Мама Нелли бухгалтер. Все привыкла считать и любая вещь – ценность. Ее дочь не имела права портить костюм. Он такой дорогой, столько денег на ветер. Пусть вначале сама заработает их. Неужели ей деньги важнее, чем дочь, из-за них загнанная практически в угол?

И вообще, почему она вторит отцу? Где ее материнское чувство? Почему не заступится, а нападает? Почему? Почему? Почему? - А отец? Он портной. В ателье – женский мастер. Обожает из старого что-то «творить». Приучили так с детства – старье не выбрасывать, превращать его снова в какие-то вещи. Платья дочери – бывшие платья жены. Шьет ли сыну? Не шьет. Покупает все новое.

Нет, не ходит их Саша в обносках сестры. Только этого им не хватало. Говоря мне о сыне – улыбается, вспоминая о Нелли – мрачнеет.

Сама Нелли? Сегодня она еще тише, беззащитнее, хрупче. Вот, вот разобьётся… Бегающий, тревожный, взволнованный взгляд… Но как только родители скрылись за дверью, взгляд мечтательный, полный надежд: В третьем классе… Учиться уже надоело. Слишком долго придется еще в школу ходить. Лучше б вырасти, лучше б уйти ей из дома…. Что вы, что Вы, она любит всех, папу с мамой и младшего брата, конечно, - в глазах светится искренность и теплота.

Правда, любит она почему-то каждого только по одному, но не вместе. Вместе их невозможно любить… Что случилось с костюмом? Самой непонятно, почему ножницы вдруг попали под руку… Да, ей жаль, что её брат теперь не поедет в гости на Новый год без костюма. Но она тоже будет ведь дома с ним. Говорит все подробно – что и как, почему, будто бы отвечает у доски на уроке.

-А что было, когда еще не было Саши? – прямо в лоб задала я вопрос. Нелли вся просветлела.

 -Меня мама любила и тогда папа еще любил. Шоколад покупали, даже новые платья. – В глазах Нелли светился восторг, словно это уже не прошло, а сегодня.

– Папа, папа меня целовал, - прошептала она свою жгучую тайну.

-А сейчас?

-Сейчас нет, - она вновь помрачнела.

- Я же очень плохая.

 -А брата целует?

-Сашу папа целует, - вздохнула она.

– Он же очень хороший у нас.

-А когда ты бываешь хорошая тоже, тебя папа целует сейчас?

-Что Вы, что Вы? – Она побледнела мгновенно, еле слышно, волнуясь, выдавив из себя:

-Разве может мой папа целовать сразу двух ? – Ее взгляд просверлил меня будто насквозь.

 – У него ж … один… рот…

-Но зато две губы, - пошутила в ответ тут же я. Но она не восприняла шутку. Для нее это было всерьез. Да, внезапный визит к ним домой, безусловно, обнажил неприятие Нелли в семье. Но о том, что она это чувствует тоже, причем экстрасенсорно, страдая, все время, вряд ли можно ли было вообще догадаться.

 Я сидела с ней рядом, родители Нелли ожидали за дверью, а девочка мне изливала сполна свою душу, в которой завелась уже видимо, «моль», очевидно, впервые познав человека, понимающего её боль.

Красной нитью во всех откровениях Нелли сквозила любовь к брату, который один у нее. А костюм – это просто случайность… Драки? Тоже не драки - игра. Но чем больше и больше пыталась заставить меня Нелли поверить в искренность любви к брату, тем загадочнее мне казалась проблема и причина ее нелюбви, а ,вернее, почти неприкрытая ненависть к «горячо ей любимому» Саше.

 Да, конечно же, ревность привычное дело в семьях, где растет несколько сразу детей, но масштабы…, масштабы… не те. И еще эта фраза – единственный рот, «у него один рот»…, может, в этом причина. Если в этом, то где доказательства, где? Предположим, в пять лет для неё отец был чем-то вроде семейного Бога, а потом появился наследник, приковавший внимание папы, восхищая его, а она…, а она … оказалась в тени, стала лишней, и за это мстит брату. За это ль? – Версии не давали покоя.

Нелли делала тесты. Золотая середина - по тому и другому, почти сразу по всем ей предложенным тестам… Правда, низкая самооценка, уровень притязания где-то возле нуля. Личностная тревожность зациклила… Что же скажут рисунки? Я дала ей задание, мое сердце тревожно забилось.

Да, вначале «свободная тема». Что же там? Домик, море… Другое… Нарисован был брат в новогоднем костюме, совсем в новом , непорванном , целом… А вокруг никого, ничего, даже елки. Словом, просто шарада…, шарада…

Наконец девочка кончила рисовать и «Мою семью» тоже. В ней всего было три человека: папа – очень большой, мама рядом – поменьше, в виде головонога –малюсенький брат. Так рисуют обычно трехлетние дети. Нет, он даже скорее не головоног, а воздушный шар…, может быть, мыльный пузырь… Сейчас вдруг улетит или лопнет…

Руки папы казались руками боксера - были очень большие, готовые к драке, сжатые в крепкие кулаки. Рот почти до ушей, чуть-чуть полураскрыт. Ряд зубов и малиново-красный язык. Мама явно была дружелюбней отца. Но глаза, как бинокли, а, может быть, лупы. Уши… больше ушей Чебурашки . Очевидно, они слышат все, даже шорох.

Нет, она не держала в своих руках брата. Он висел просто сам по себе и… парил… Над семьей капал дождь, может быть, даже ливень.

 Весь рисунок утыкан был разными точками. Нелли мне объяснила - это капли воды.

-Ну, а ты, ты сама где? – Я долго решалась - задать этот вопрос или нет. Ничего не ответив мне, Нелли схватила снова в руки простой карандаш, потом черный фломастер, рисуя кого-то. Значит, я не ошиблась, черной будет она. Нет, отверженность скрыть невозможно.

Я взяла вновь рисунок, не веря глазам. Не одна, а две мрачных фигуры появились на нем в отдалении от всех других. Кто они, эта «сажа» и «деготь»?

 -Это я,- объяснила мне Нелли, а вот это…, вот это …,- замолчала она, по –старушьи, вздыхая, - это папина мама…

-Твоя бабушка, что ли?

-Моя бабушка, да.

- Разве бабушка тоже живет вместе с Вами?

 -Сейчас нет. Раньше с папой жила.

-Почему ты одела ее так небрежно?

-Я же тоже одета в такой же костюм. Мы с ней очень похожи…

-Похожи?

 -Мне сам папа об этом сказал.

 Я смотрела опять, каким выглядит папа: агрессивным до мозга костей. Сколько же в нем скопилось словесной агрессии… и телесная здесь налицо.

Ну, а мама? Какая она на рисунке? И она, видимо, хороша. Очевидно, «шпионит» весь день за детьми и докладывает о проделках отцу. А отец пустит в ход свои руки боксера или же просто всех оскорбит. Оттого на душе девочки очень слякотно и рисунок пропитан дождем.

 -А любовь ее к брату на первом рисунке? Это истина или мираж? Думаю, просто Нелли хотела хоть как-то перед Сашей загладить вину. Но потом ревность к брату взяла верх над ней, и она превратила его в мыльный пузырь, на худой конец, в шар, лишь бы взял, улетел, хоть на миг из её личной жизни.

Я ждала с нетерпением, что увижу теперь на рисунке семьи, той, что хочет ребенок, и меня ослепили сразу несколько солнц, высушившие уже дождь, который шёл раньше. Нелли с мамой держали друг друга за руки, разодетые в яркие платья.

 В отдалении от них находилась фигурка малыша в очень скромной одежде – это был Неллин брат. А где папа? И куда делась папина мама, появившись, и сразу исчезнув, хоть они с Нелли очень похожи? Почему для них нет больше места в этой новой семье?

Почему? Если б девочка даже забыла про брата, это было б понятно. Все ясно и так. Но, ревнуя к нему, про него не забыла. А про папу «забыла», любя. В чем причина? Неужто - «единственный рот»? -У него один рот, - меня словно зациклило, - один рот, один рот, один рот… Но ведь функция рта – не одни поцелуи, из него вылетают слова…

Я смотрела опять на рисунок семьи. Рот у папы большой, в нем «оскалены» зубы, и язык тоже может съязвить. -Не съязвить, обвинить, - вдруг пронзило меня. – Но при чем же тут папина мама? Тоже в черном, как Нелли, но лицо…, но лицо…ее, нос и глаза, ее руки и ноги…

Да она ж просто ведьма! Конечно же, ведьма! – Мое сердце уже колотилось. -Почему Нелли не говорила о ней, а взяла её в члены семьи, хоть она не живет вместе с ними? И ее нарядила почти так, как себя. Если вспомнила даже внезапно о бабушке, почему лишь о папиной, а не о маминой, когда две бабушки у неё? И она раньше часто гостила у маминой , по ее же словам, а у папиной - нет.

Почему Нелли мне говорит, что похожа она очень на папину маму? В чем их сходство? -Забыла, - так папа сказал. Почему сказал папа, не мама? Мои мысли как будто клевали друг друга. Я устала сама от своих «почему»? Вариант за вариантом, и все же…

Почему на последнем рисунке нет, не только отца, но и папиной мамы, про которую вспомнила Нелли сама?

 

ХХХ

 

Я позвала родителей Нелли, попросив подождать ее чуть-чуть в приемной.

 -Ну и как, убедились, - сразу начал отец, не скрывая свое любопытство.

 -В чем?

-Как в чем? В том, что Нелли нуждается срочно в помощи .

-Да, конечно, нуждается очень.

 -Ну, и что я тебе говорил? – Он взглянул на супругу, ликуя. Та в ответ лишь молчала, впившись взглядом в меня, ловя каждое слово с надеждой.

 -Да, нуждается очень в за-бо-те и лас-ке, - я сказала, скандируя каждое слово.

-Вы хотите сказать – мы о ней не заботимся? – Возмущенный отец вскочил даже со стула.

– Так и думал, она наболтает такое, что потом будет стыдно смотреть всем в глаза.

 -Не волнуйтесь, она не болтала «такое», Нелли умная девочка.

-Кто Вам сказал? – вспыхнул он, не скрывая злорадства. Мефистофельски -злое скользнуло в усмешке. Не за эту ль усмешку решила забыть дочь взять папу в семью, о которой мечтает. Вновь работал мой мозг и искал доказательств. Но усмешка усмешкой, а следом слова. Но слова все о дочери лишь агрессивные.

Этот рот до ушей на рисунке и зубы… Кулаки у отца… -Он, он виноват! – вдруг внезапно меня осенило, обдав, словно ушатом холодной воды. – Нелли просто мстит брату. А папина мама? Неужели она научила его так воспитывать дочь? Неужели!? Я почти обвинила притихшего вдруг почему-то отца, объяснив ему, свою трактовку рисунков его дочери - Нелли.

 

 ПОКАЯНИЕ РОДИТЕЛЕЙ.

 

Он обмяк под влиянием этих рисунков, мефистофельски- злое исчезло в лице, зато чувство вины появилось в глазах. Он - не Нелли, вдруг стал осужденным. Обвинение было против него. Обвинение дочери против родителей… Понимаю, не самый прекрасный момент.

Нет, не Нелли нуждалась уже в консультации, а он сам – обессилено сникший отец, вдруг прозревший, хоть не был слепым, потому что действительно типом общения его с дочерью была только агрессия, а какая – телесная или словесная, он не знал, сделав, сплав их друг с другом.

 Ну, а Нелли его раздражала все время, потому что, взрослея, походила на мать, на его мать, которую он не любил… Нет, вернее, не он, а она не любила. Ненавидела даже его. А за что – до сих пор неизвестно, хотя детство отравлено этим.

Что он сделал ей в жизни плохого ? Почему она так колотила и ругала его без конца? Он не помнит ее поцелуя, даже доброго слова не помнит, зато помнит побои, упреки, нарекания и вечный страх.

Отец Нелли замолк, не своя глаз с рисунков.

 -Да, когда еще не было Саши, он любил свою дочь и ласкал, но она не была так похожа тогда на его эту мачеху-мать.

-Так у Вас всё же мать или мачеха? - Она мачеха, хотя мне мать, - на минуту он сам превратился в нелюбимого всеми ребенка.

 – Если бы у меня была мать…настоящая мать, а не мачеха…

-Ну, а если и Нелли считает, что Вы ей не отец?

-Не отец…, - он сначала не понял намека, находясь где-то в прошлом своем.

– Не отец, - повторил машинально. – Не отец? – До него вдруг дошло…

 -Она думает – я не отец! Да у ней же мой лоб , мои губы…, - от волнения он задыхался. Она думает – я не отец! – И его прорвало, как плотину.

 

ХХХ

 

В своем детстве хлебнул он всего. Его детство – слеза за слезой, хотя он от рождения смел, не боится почти ничего, не вопил , не скулил, только плакал оттого, что его не любили. Не любила особенно мать, а он, глупый, ее обожал, не теряя надежды, что чудо свершится, и она вдруг полюбит его.

Но мать лишь потешалась над этим, выбивая из него всё время эту дурь. И мальчишкой он дал себе клятву: если станет отцом – никогда он не будет виновником слёз собственного ребёнка. Никогда! Никогда! Он любил свою дочь, отдавая ей душу, но когда появился на свет его Сашка и, ревнуя к нему, Нелли скорчила личико, он увидел внезапно не личико …мину, недовольную мину его строгой матери, мину, из-за которой так в детстве страдал.

 С этих пор он ловил себя часто на мысли, что дочь лишь раздражает его. Начал пить. Бесполезно. Росло напряжение, а он думал, что это отдушина. Да, он помнит тот день, когда Нелли пыталась, хотя б как-то расправиться с братом. В этом он виноват. Здесь его лишь вина. Он об этом уже догадался тогда, но боялся признаться жене.

 Он в тот день перебрал алкоголя и стал вдалбливать Нелли, возразившей ему по какому-то пустяку, скорчившей личико так, что он вспомнил вдруг свою мать, что ей больше уже нету места в их доме.

Пусть живет, где угодно, даже в детском саду, не имеет значения где, а им нужен лишь Саша, довольно его. И хоть Нелли тогда умоляла его пожалеть её – она мечтает здесь остаться жить вместе со всеми, он вдруг так заартачился, вдруг так завелся, что не мог прекратить угрожать ей, считая, что ,в конце-то концов, выдал всё это своей матери, вовсе не дочери. А ему это ей надо было сказать, потому что душа с детства ныла. Нелли, плача, куда-то мгновенно умчалась.

 А когда, наконец, он уже протрезвел, жена охала, ахала, рассказав, что случилось с детьми. Он тогда промолчал, догадавшись, в чем дело. Думал, сделает вывод. Не сделал.

Ведь, действительно, Нелли похожа на мать и, смотря на нее, он всегда вспоминает свое дикое детство и муки … И эмоции рвутся наружу, хотя дочь…, дочь ведь здесь ни при чем , а он рядом с ней тигр из джунглей, ведёт так себя с ней, как когда-то вела с ним его мать.

Осуждая ее, сам стал ею. Он достал сигарету, начал нервно курить, не спросив у меня разрешения. Его руки дрожали, лицо побледнело.

Его дочь, в самом деле, хотела тогда, хотя б как-то расправиться с братом, потому что брат очень мешал ей. И он, он лишь виновник всего!

 - Почему ты смирилась с моим поведением? – вдруг набросился он на жену.

– Ты же мать, понимаешь, ты - мать… Где твое материнское чувство?

 – Он вскочил вмиг со стула и начал ходить, измеряя длину кабинета, взад-вперед, взад-вперед, словно загнанный зверь изучить захотел свою клетку. Неужели она ненавидит меня так, как я в свое время свою мать ненавидел ? Ну, а Сашу за то…, - отец Нелли вдруг вздрогнул, - что он очень похож на меня и я им восхищен, а не ею.

Потушив сигарету, он схватился за голову, и в глазах появилось раскаянье. Жена мигом, прижавшись к нему, как китайский божок, машинально качала своей головой, и размазывала рукой слезы.

 

* * *

 

Я позвала вновь Нелли. Она робко вошла, эфемерная, хрупкая, как статуэтка. Чуть присела на краешек стула, боясь бросить взгляд на притихших родителей. Попросила меня передать им свою, очевидно, последнюю просьбу.

- Вы скажите, пожалуйста, им, что как только я вырасту, то куплю обязательно Саше новогодний костюм. Даже лучше, чем был, может быть, сразу два. Я уже обещала ему. Только пусть они не выгоняют меня, - её плечики жалобно вздрогнули.

-И полы им помою, кастрюли, посуду, если надо – пойду в магазин. Перестану мешать вообще папе, когда он придет после работы – уйду, спрячусь так, чтоб он меня не нашел, и не буду уже попадаться ему на глаза … Только пусть они не выгоняют меня… - в глазах Нелли застыли мольба и страдание, по щекам расползлись струйки слез.

Уже больше не в силах сдержаться, мать рыдала.

Отец виновато направился к Нелли, опустил свою сильную руку на совсем ещё хрупкие плечики девочки, и прижался губами к её щеке. Но она, испугавшись, мгновенно отпрянула, словно по ней прошел электрический ток. Глаза стали огромные, круглые…

-Собирайся домой, мать . Мы здесь засиделись. Ну, а дочка, поди, с утра вовсе не ела. – Отец стал подавать Нелли её пальто. А она, растерявшись, никак не могла продеть руку в рукав, очевидно, не веря, что все это реально и вовсе не сон. -Я тебе помогу, 0тец нежно взял её за руку. Она замерла и потеряла дар речи.

-Если кушать не хочешь, пойдем, купим елку. Новый год на носу, а наш дом не готов ещё встретить его. Ты напомни мне, дочка, чтоб я не забыл позвонить друзьям, что мы не сможем приехать к ним на праздник.

-Вы останетесь дома со мною на праздник? – Нелли вдруг ожила, потрясенная всем, испытав новый шок оттого, что случилось.

 -А ты думала как? Это праздник семейный и мы встретим его всей семьей.

 На испуганном личике Нелли, как заря, разгорался румянец.

 -Папа! Папа мой! Папочка мой! – Ее хрупкие тонкие ручки, как лианы, обвили нежно шею отца. По щекам отца скупо текли одинокие слезы, слёзы его раскаяния.