А. И. Баркан

Садик все еще на ремонте. Папин отпуск кончился и теперь моим воспитанием занимается мамина мама, потому что маме никак не хватает времени. Бабушка раньше была пианисткой. И теперь мечтает, чтобы хоть кто-нибудь из нас тоже стал музыкантом. Но мама работает в поликлинике. Папа – в институте и лишь  одна я пока без образования. Наверное, бабушка этому очень радуется. Потому целыми днями говорит со мной о музыке и рассказывает соседям и знакомым что, когда я была еще совсем маленькой, и начинала баловаться, достаточно  было открыть крышку рояля, чтобы я умолкла. Я даже ревела, если рояль не закрывали, и объясняла всем, что белые клавиши напоминают мне зубы волка, который съел Красную Шапочку. А Красную Шапочку я любила больше всего на свете. Вот тогда бабушка и решила – это неспроста.

-Наконец-то, наконец-то в нашей семье родилась настоящая пианистка, – говорила она маме. – Ведь ты только подумай, как тонко ребенок чувствует даже детали музыкального инструмента.  Очевидное – невероятное, - добавляла она. – Кто знает, вдруг это будущий Моцарт.

-Моцарт не Моцарт, - разочаровывала ее мама, - но дай ей хоть подрасти.

И вот я, наконец, выросла. А у Бабушки появилось время проверить, не Моцарт ли я на самом деле. И она занялась этой проверкой.

Вначале бабушка попросила меня спеть «Во поле береза стояла», а когда узнала, что я ни при какую березу не знаю, то очень обиделась на садик, который совершенно не знакомит детей с классикой. Затем я села за рояль. И как только бабушка показала мне, где какие ноты, я тут же подобрала «Собачий вальс», потому что его любят все дети и моя собака Вероника, которая до сих пор не разбирается в танцах.

Бабушка стояла за моей спиной и громко-громко дышала мне прямо в ухо.

-Мариночка, - наконец услышала я, - а вас в садике учат играть на пианино?

-Да что ты, бабушка! Мы в группе только поем.

-Неужели сегодня ты в первый раз села за инструмент?

-Если хочешь, сяду и во второй, пусть радуется Вероника.

-Мариночка, - не успокаивалась бабушка. – Да у тебя же просто абсолютный слух! Я не ошиблась! Действительно,  очевидное - невероятное. Теперь я обучу тебя  всему, что умею сама. Ведь я давно мечтала стать Леопольдом. – И она рассказала мне, кто  этот Леопольд.

Оказывается, Моцартов было двое, сын Вольфганг и отец – Леопольд.  Отец был очень известным музыкантом, но как только он понял, что сын талантливее его, то сразу же решил посвятить ему свою жизнь.

-Я думаю, - сказала бабушка, - что если бы не было Леопольдов, то, может быть, не было бы и Моцартов.  И если твое дело кто-то умеет делать лучше тебя, то помогать ему надо изо всех  сил, потому что на свете ещё очень  нужны  Леопольды, которые прикрывают собой Моцартов. Жалко только, что не все понимают это, и еще так мало Леопольдов.

                                                     ХХХ

 И теперь я целыми часами играю гаммы, а Вероника подвывает мне. У нее, наверное, тоже абсолютный слух. И стоит мне прикоснуться к клавишам, как она сразу же начинает выть. Бабушка гонит ее из комнаты, а я тут же незаметно впускаю обратно, и все начинается сначала. Наконец бабушка не выдерживает и мы с Вероникой стоим в углу. Без гамм живется гораздо легче и я начинаю что-то напевать. Вероника радостно подвизгивает и виляет  хвостом, а я пританцовываю. И мы поднимаем такой гам, что нас выгоняют на улицу. А вечером, когда возвращается мама, бабушка жалуется ей на меня:

-Почти Моцарт, почти Моцарт, а на уме одно баловство и никакой усидчивости. Надо, чтобы с ней занимались чужие люди, может, тогда будет толк.

И меня решают отдать в музыкальную школу. Это рядом, в Доме культуры. Там скоро экзамены. И бабушка начинает готовить меня к ним. Теперь я уже редко бываю на улице, а с раннего утра до позднего вечера питаюсь одним гоголем - моголем и тоненьким голоском повторяю за бабушкой «до-ре-ми, до- ре- ми-фа-соль!»

Мне не разрешают подходить к открытому окну и даже в холодильник запрещают заглядывать.

-Береги горло, - слышится то и дело. – Дай подогрею, не ешь холодное. Одевайся теплее.

А во дворе течет обычная жизнь. Вадим вежливо со всеми здоровается. Гоша, правда, ходит с перевязанной шеей. Он нечаянно съел несколько порций мороженого, и за себя, и за маму, и за папу,  и за бабушку,  и за дедушку и даже, говорит, за меня. А теперь у него болит горло и куда-то пропал голос. Голос пропал, а Гоша его не ищет,  и если с ним разговариваешь, он только кивает головой, потому что голос его сам никак не возвращается. Я рассказываю ему про Вольфганга и Леопольда, про бабушку и про экзамены, и про все другое. Ведь это бывает так редко, чтобы тебя никто не перебивал.

А сегодня бабушка нарядила меня в самое любимое платье и сказала, что мы идем в студию. Она пропела со мной «Во поле береза стояла» и попросила, чтобы я подождала ее на улице. Но во дворе меня сразу же окликнул Гоша. Нет, нет, он даже не окликнул, а  хрипло прошипел:

-Марина, угощайся… - И я увидела, что руки его заполнены вафельными стаканчиками. Он расставлял их на скамейке и продолжал шипеть:

-Мой голос все равно не возвращается, а вкуснее мороженого ничего нет. Возьми, попробуй!

-Нет, что ты, мне нельзя, – Оправдывалась я. – У меня сегодня самый настоящий экзамен на Моцарта. Помнишь, я тебе рассказывала об этом? И тут мне вдруг совсем разонравилось быть Вольфгангом. Захотелось стать такой же, как все в нашем дворе. И тогда я взяла у Гоши стаканчик и тут же попросила второй.

                                                          ХХХ

Даже по дороге в студию бабушка напевала мне: «Во поле береза стояла…».

-Прекрасная песня, - повторяла она. – Ведь с нею  поступала в музыкальную школу еще твоя мама.

-Моя мама? – Не верила я.- Так сколько же стоит эта береза и сколько она еще будет стоять?

-Видимо, пока ты не закончишь консерваторию.

Как жалко, что бабушка до сих пор продолжает мечтать, чтобы я всю жизнь играла гаммы.

                                                                  ХХХ

Меня пригласили в комнату, где сидело много народу. Бабушка осталась за дверью и я оказалась одна.

-Не волнуйся, деточка, -  послышался  чей-то ласковый голос и тут же объяснил всем остальным, что я и есть та самая Марина, музыкально одаренная внучка всеми уважаемой  Марии Петровны.

-Так что ты нам споешь, деточка?

-«Во поле береза стояла…», -  сразу же, не раздумывая, без аккомпанемента захрипела я на всю студию. – «Во поле кудрявая…»

-Подожди капельку, - попросил кто-то рядом.

-Стояла…, - не могла остановиться я.

-Какой странный тембр, - удивились сзади.

-Если бы я не видела своими глазами, что перед  мною маленькая девочка, то подумала бы, что это…. – не договорил кто-то в комнате.

-Мариночка, а у тебя не болит горлышко? – Спросил снова ласковый голос.

            -Не болело и не болит, - прохрипела я еще сильнее. – Я всегда так пою.

-Но ведь твоя бабушка рассказывала…

А бабушка стояла уже на пороге.

-Какой позор, какое недоразумение, - повторяла она. – Какой позор! Я все слышала своими ушами. Ты можешь объяснить, в чем дело?

-Хорошо, я попробую. Я больше не хочу быть Вольфгангом, я хочу быть Леопольдом, чтобы помогать всю жизнь другим. Ведь ты же сама мне говорила, что это на свете нужнее всего.

СКОЛЬКО  ЖИВЕТ  ПОЛКУРИЦЫ

И все-таки бабушке очень хотелось, чтобы я была Вольфгангом, а не Леопольдом, поэтому она целый день всхлипывала и причитала, переживая, что я не смогла сдать экзамен. А мама сказала:

-Хорошо, Леопольдом, так Леопольдом. Но Леопольд не  должен быть неучем. Завтра пойдем записываться в новую школу. И не просто в школу – в гимназию. Там, кажется, берут с шести лет. А тебе к сентябрю как раз будет столько.

-В гимназию? –Удивилась я. А про себя подумала, что в  гимназии целый день поют гимны, поэтому она так называется. Там все уроки начинаются с гимнов и кончаются ими. А чтобы петь гимны, и нужен абсолютный слух.

На следующее утро мама привела меня не просто в гимназию, а в кабинет директора.

-Да, да, в этом году у нас будет экспериментальный класс, и мы записываем в него с шести лет. Но одного возраста недостаточно, - сказала директор и начала рассматривать меня через очки.

-Она хочет найти мой слух, - решила я. – Но разве можно его рассмотреть через очки?

-Да, да, одного возраста недостаточно, - почему-то вздохнула директор.

-Понимаете, недостаточно.

-А что требуется еще, - заволновалась мама, и мне стало казаться, что и она начнет всхлипывать и причитать, как это делала бабушка. И чтобы больше не повторялось такое, я первой открыла рот. Пускай директор поймет, что кроме возраста у меня есть и все остальное.

Забыв про охрипший голос, я начала петь. Вначале я спела гимн вождей краснокожих, который недавно слышала в новом мультфильме. Потом гимн пиратов, потом гимн разбойников. Когда я дошла до слов гимна людоедов,  меня  почему-то стал отвлекать какой-то странный звук. Я прекратила пение  и прислушалась.  Это скрипела дверь.  Дверью скрипела мама. Она то открывала, то закрывала ее, и в такт совершенно не музыкальному скрипу молила секретаршу - «Позовите врача».

Сама мама была белее двери и я испугалась, что врач потребовался ей.  Но когда я посмотрела на кресло директора, то поняла, что ошиблась.

Директор уже не сидела, а лежала в кресле. В отличие от мамы, она была красной как помидор.  Ее руки почему-то прикрывали уши очками. Оказывается, у нее было две пары очков. Но самое невероятное заключалось не в этом.   У директора…, у директора гимназии не было никакого музыкального слуха, потому что она вполголоса напевала гимн людоедов, фальшивя почти на каждой ноте, - «по косточкам, по косточкам тебя я разберу…»

Директор настолько хорошо знала слова, как будто бы это был не гимн людоедов, а гимн директоров школ. А. может быть, в этой гимназии с гимна людоедов начинаются уроки? Мне так хотелось узнать все у директора. Но в этот момент вместо врача в кабинет почему-то прибежала   секретарь директора с большим графином воды и начала брызгаться этой водой. Вначале она побрызгала волосы директора, потом лицо…

Директор вскочила с кресла как ужаленная и, прекратив петь, закричала на секретаря - «по косточкам, по косточкам тебя я разберу». Потом замолкла, словно эти косточки застряли в её горле…, и потребовала немедленно принести ей зонт.

Испуганная секретарша побежала за зонтом. Директор выхватила  зонт из ее рук, раскрыла его прямо над своей головой, и стала требовать, чтобы ее побрызгали еще.

Мне почему-то сразу же перехотелось петь. Но тут я вспомнила, как всхлипывала  бабушка, представила вдруг всхлипывающую маму, а если папа тоже захочет всхлипывать…

-Скажите, - очень вежливо переспросила я директора, - все остальное, кроме возраста, для школы у меня в порядке? Достаточно его?

-Это не школа, а гимназия. – Директор наконец закрыла зонт – Где завуч? Позовите срочно завуча!  Я больше не ручаюсь за себя, если хоть кто-нибудь  еще придет сегодня записываться в   экспериментальный класс.

-Я здесь, Мальвина Бо…, - сказала женщина, которая внезапно появилась на пороге кабинета. - Я Вам нужна, Мальвина…, - отчество я снова не расслышала. Директора зовут Мальвиной… Но ведь Мальвина -  это кукла. А, может быть, в гимназии Мальвинами зовут директоров?

-Пожалуйста, обследуйте вот эту девочку, - сказала завучу директор и указала на меня, - а то она грозится разобрать нас всех по косточкам…

-По косточкам? – Переспросила завуч и обернулась в мою сторону. – Какие ты имеешь в виду косточки и чьи?   

-Ничьи. Это слова из гимна  людоедов. Мальвина Буратиновна меня не поняла.

-Кто-кто? – Переспросила завуч.

-Мальвина Буратиновна…, директор.

-Какая я тебе Мальвина Буратиновна…, - директор выскочила из-за своего стола и подбежала к зеркалу.

-Ты что, пришла сюда, чтоб издеваться надо мной? – Директор в зеркале рассматривала нос и щупала его. – С каких пор меня называют Буратиновной?

-Нет, нос у Вас не как у Буратино, - пыталась успокоить я директора. – Но если Вы Мальвина, то знакомы с Буратино…

-Но моего отца зовут Борисом. Я не Мальвина Буратиновна… Запомни…Меня зовут Мальвина  Бу… - Директор обхватила голову руками.

-Ты так запутала меня. Что я забыла собственное имя. Борисовна я, а не Буратиновна. Борисовна…

-Простите меня, я не знала, что Вы Мальвина –Буратиновна -Борисовна…

-Татьяна Анатольевна, прошу Вас, уведите эту девочку.- Директор снова стала красной,  словно помидор. – Проверьте ее в своем кабинете. Больше я не выдержу или «по косточкам, по косточкам ее я разберу…»

-Что с Вами? – Испугалась завуч. – Мальвина Бу…, Борисовна, я Вас не узнаю.  Вы представляете, что будет, если мы в гимназии начнем всех детей разбирать по косточкам…

-Что ты наделала, - разволновалась мама. – Как ты могла назвать Мальвину Бура… - И мама в ужасе замолкла.

-Пойдемте ко мне в кабинет, - решительно сказала завуч и попросила, чтобы секретарь понаблюдала за директором.

-Вы подождите дочку в коридоре, - остановила завуч маму. – Я протестирую ее сама. Психолог в отпуске. Я думаю, что справлюсь.

-Татьяна Анатольевна, - не захотела останавливаться мама. – Прошу Вас, разрешите зайти в кабинет. Я сяду в уголке.  А то Маринка может вытворить такое (мама имела ввиду вчерашний день).

-Я представляю, только что была свидетелем всего, - сказала завуч и внезапно уточнила. – Вы не подскажите - какие косточки имела все-таки в виду директор?

И только, когда мама объяснила все, как было, нас завуч пропустила в кабинет.

-Сейчас ты будешь отвечать мне на вопросы, - сказала завуч. – Если ум твой подойдет, то мы возьмем тебя к себе в гимназию.

-А если он не подойдет? – Поинтересовалась я.

-Тогда придется тебе записаться в обычную школу, - объяснила завуч. – В школу для нормальных детей.

-А что, гимназия только для ненормальных? – Удивилась я.

-Ну, кто тебе это сказал. В гимназиях просто учатся дети с избытком ума, а в обычных –  без.

Совсем без ума? – Испугалась я.

-Я же тебе сказала, без избытка ума, - рассердилась завуч. Но я все равно ничего не понимала.

-Так, все-таки, избыток ума – это нормально или нет? – Пыталась уточнить я у завуча.

-Если ты еще скажешь хоть одно слово,   не выдержала завуч, - то я выставлю тебя за дверь.

-Но разве можно без слов отвечать на вопросы, - обиделась я. – А вдруг у меня избыток ума, как станет об этом известно?

-Сиди, успокойся, возьми себя в руки, - как будто бы приказала завуч, я только не поняла, себе или мне.

-Сейчас ты услышишь вопросы, Маринка, но это вопросы не простые, а вопросы-тесты.

-Какие? – Переспросила я.

-Вопросы-тесты, - повторила завуч. – Конечно, в твоем возрасте можно и не знать, что это за вопросы. Я объясню. Это вопросы, при ответе на которые необходимо думать.

-А разве, когда отвечаешь на другие вопросы, не надо думать? – Удивилась я.

-Ты, в самом деле, невозможная, - вздохнула завуч. – Я задаю тебе вопросы или ты мне? Сиди и слушай. Сейчас найду тест для тебя. – И завуч начала листать лежащую на столе книгу.

-Вот интересный. Кажется, нашла. Хотя я вижу его в первый раз, я думаю, мы разберемся. Итак, сколько живет полкурицы?

-Полкурицы? – Переспросила я.

-Ты плохо слышишь? – Не поверила мне завуч.

-Нет, хорошо. Мне просто показалось…

-Тебе все время что-то кажется. А здесь необходимо думать, - и завуч  почему-то взяла в руки ручку и тетрадь.

-Ну, если думать, то тогда цыпленка-табака я съем за несколько минут.

-Какого там еще цыпленка-табака? – Стала сердиться завуч. – Я говорю тебе о курице.

-Простите, - раздался вдруг мамин голос. – Я не хочу, конечно, оправдывать Маринку, но Вы ей говорили  не о курице, а о полкурице. Наверно, вы ошиблись.

-Как я ошиблась? Вы что, тоже не поняли вопрос? Какая разница о ком идет здесь речь, о курице или же о полкурице.  Вам надо только уметь рассуждать и знать, сколько живет  на свете курица. А  остальное – это же пустяк.

-Да, но у нас никогда не было курятника, - оправдывалась мама. – Как же Мариночка сумеет Вам ответить на вопрос? Он труден даже  для меня, - пыталась помочь мама.

-И у  меня нету курятника, - в ответ ей уточнила завуч. – Но я прекрасно знаю, что курица живет примерно в среднем 20лет.  А если целая живет примерно 20, то половина ее будет жить в два раза меньше. Нужна лишь логика и чуть-чуть математики. Что не понятно Вам теперь? – Переспросила завуч.

-Мне не понятен сам вопрос, - настаивала мама.

-А что здесь непонятного? – Не понимала завуч. – Разделим на 2 и готовый результат. Разделим 20 на  2 -  и будет 10.

-Но есть и курицы, которые живут гораздо больше, - вмешалась в разговор  внезапно заглянувшая в дверь кабинета завуча директор. – Я знаю курицу, которая живет уже 25лет.

-Ну, хорошо, тогда разделим 25 на 2, - не возражала завуч. -  Получится 12,5 – И мама вместе с завучем, а с ними и директор, снова начали считать.

Как хорошо, что я умею только складывать и вычитать.  Деление,  оказывается,  на самом деле непростая штука. Мне только непонятно, что они там делят. Как может жить полкурицы вообще? Такого же не может быть! Как объяснить им это?

Но это было невозможно объяснить.

-Представим себе еще и такой вариант, - вслух рассуждала завуч. – Представим, что есть курицы, которые живут по  30 лет. Тогда разделим 30 на 2,  и в результате получается 15.

-А, впрочем, почему ответы должны давать мы, - вдруг спохватилась завуч. – Тест для детей, а не для взрослых. Я математик, мне легко считать, а как со счетом у тебя, Марина? Надеюсь, ты обдумала ответ и поняла, как раньше отвечала мне нелепо. – И завуч,  подперев руками подбородок, посмотрела прямо на меня.

-Как ты ответишь мне теперь, услышав ход всех наших рассуждений?

- Полкурицы  вообще не может жить, - вновь уточнила я.

-Как это не может? – Возмутилась завуч. – Ты не умеешь думать даже по подсказкам. Еще раз прочитаю  тебе тест - «сколько живет…», ты понимаешь, здесь написано  - «живет полкурицы…». А ты мне утверждаешь, что она не может жить. По твоему, ученые, придумавшие этот тест, ошиблись?

-Ошиблись, – согласилась я.

Ну, что я говорила Вам, Татьяна Анатольевна? – вступила в разговор директор и посмотрела в мою сторону. -  Если Маринка попадет в наш первый экспериментальный класс, то нам придется поменять работу. Она захочет исполнять там гимны, потом жевать цыпленка-табака. А если класс последует ее примеру? Вы -  завуч.  Вам необходимо все предусмотреть… - Мальвина Буратиновна захлопнула дверь кабинета завуча и было слышно, как она направилась в свой кабинет.

-Татьяна Анатольевна, - раздался голос мамы. – Я вас прошу, проверьте девочку еще. Маринка будет вести себя в первом классе лучше всех. Я обещаю. Просто сегодня неудачный день.

Я ничего не понимала, кроме того, что в первом классе нельзя петь гимны и жевать цыпленка-табака.

-Ну, хорошо, если тебе так трудно представить курицу,  - решила еще раз по просьбе мамы проверить меня завуч,  – представь барана.  Здесь тоже есть такой вопрос. Сколько живет на свете полбарана?

-Она, наверное, не знает, сколько живет целый, - пыталась снова помочь мама.

-В шесть лет уже пора об этом знать, - вновь не  скрывала недовольства завуч. – Ведь в этом смысл наших тестов. А раз она не понимает их, как я могу принять ее в гимназию? Она не знает даже, сколько живет полбарана.

-Нисколько, - почти закричала я,  - чтоб завуч выслушала, наконец, ответ. – Нисколько!

-Как это нисколько? – И завуч покачала головой.

-Да потому что полбарана – это просто бешбармак.

-У Вашей дочери – кулинарные наклонности, - обиженно сказала завуч маме.. – То ей мерещится цыпленок - табака, то бешбармак. Как будто Вы не кормите ее, и ей приходится мечтать об этом вслух.

-Как это не кормим, - возмутилась мама. – Да бабушка сидит специально дома, чтоб ей готовить. Просто у Маринки богатое воображение, поэтому она так отвечает.

-Но это воображение не соответствует ответам теста. А, чтобы к нам попасть в гимназию, ему необходимо соответствовать.

-Но  я вполне согласна с моей дочерью. Она права. Как может жить на свете полбарана?

-Так Вы согласны и с цыпленком - табака, и с бешбармаком? – Не  поверила ей завуч.

-Я просмотрела все ответы тестов, но там об этом нету ничего. Посмотрим снова. – И завуч что-то начала читать в середине книги.

-Я же сказала, что в ответах никакой кулинарии нет, - обрадовано сообщила она маме. – Первый ответ  гласит: вопрос на логику. Ребенок должен уже знать, полкурицы – не курица, а курица – это не полкурицы. – Татьяна Анатольевна остановилась и перестала читать вслух.

-Да, курица, конечно, не полкурицы, - пыталась объяснить она себе. А раз полкурицы – не курица, то… - Завуч снова стала перечитывать ответ. – Ну, что я говорила Вам, - торжествовала завуч. – Здесь ничего не говорится о цыпленке - табака. Теперь посмотрим ответ про барана. И тут нет ничего про бешбармак.

-Мне очень жаль, - сказала завуч маме, - но Ваша дочка не созрела для гимназии. Ее ответы просто детский лепет.  Придется еще годик подождать. За это время ей покажете курятник и познакомите ее хотя бы с одним бараном

-Вы только не расстраивайтесь, - пожалела завуч маму. – Конечно, если бы речь шла о Вас, я, не задумываясь, приняла бы Вас учиться в первый класс. Но Вашей дочке еще рано.

-На что Вы намекаете, я не пойму, - разволновалась мама – Я первый класс закончила давно и мне не надо в школу.

-Поэтому я и не записываю Вас, - любезно уточнила завуч. – А для Маринки через год придется найти тест полегче.  А, может быть, его придумаю сама. Вы только научите ее делить на два.

Мы, молча вышли с мамой из кабинета завуча и медленно пошли по коридору.

-Опять ты не сумела выдержать экзамен, - вздохнула мама. – И в этом виновата я сама. Кто мог подумать, что здесь принимают по куриным тестам.

Мы подошли к директорскому кабинету. Я приоткрыла дверь, чтоб попрощаться. Мальвина Буратиновна кому-то кричала в трубку телефона - «по косточкам, по косточкам тебя  я  разберу».  Я вновь закрыла дверь, чтобы не отвлекать директора от дела. И вдруг… представила, как можно поступить в гимназию на следующий год.

-Не надо, мамочка, расстраиваться, - успокоила я маму. – Я разучу с директором и завучем куриный и бараний гимны. Тогда они меня возьмут без тестов.

-Все, что ни делается – к  лучшему, – сказала мама. – Походишь снова в детский сад. На днях его откроют. Там у тебя друзья. Ты с ними сможешь еще год шалить. А через год запишем  тебя в школу возле дома. Она обычная, туда берут без тестов и без избытка детского ума.

-Ты не волнуйся, мамочка. Я поступлю в гимназию. Мне надо только знать, сколько живут на свете козлы, бараны и ослы.

-Маринка, милая, об этом ты узнаешь. Ну, а пока мне хочется побаловать тебя. Давай сегодня приготовим на обед цыпленка-табака, а завтра бабушку попросим сделать  бешбармак.